была. Хозяйка уйдет, а реализатор с бабками из кассы свинтит, ищи-свищи потом. Как бы то ни было, Маруся предложению обрадовалась, просияла вся и почему-то решила, что это я виновник торжества, меня поблагодарила тихим «спасибо». Не за что, конечно, но пожалуйста. Мне не жалко.

Мы с хозяйкой из дома вышли, и она, как локомотив, вперед поперла, только поспевай. Общаги высились через дорогу, туда-то мы, собственно, и шли. По пути я узнал, что, оказывается, хозяйка самогон у мужика-алкаша уже попробовать успела (нельзя же без пробы за дело браться), и самогон «такое же гавно, как он сам». Вот жужелица, видимо, размышляла — брать ли на реализацию или нет? А еще она поведала, что от жены Мишка ушел потому, что ее бил. Поэтому Ленка и выселять его боиться — чтобы не влетело. Тут я не въехал. Но, честно говоря, мне было немного пофигу на все эти расклады между хозяйкой и алкашом, думал я о том, что мне удастся на халяву пятый угол получить, чтобы там перекантоваться.

Подошли к одной из общаг, хозяйка кивнула на второй этаж. Там с окна свисали постиранные вещи — затертые до дыр носки и семейники.

— Вот он, козел, засрал, сука, соседи жалуются…

Хозяйка, пока мы шли, запыхалась, и теперь лоб платком клетчатым вытирала. Засрал, не поспоришь — вон под окном окурков рассыпано, прямо в клумбе с цветами, несчастная в ход вместо пепельницы пошла. Забавно, что среди окурков были даже и с женской помадой. Рядом с домом, прикрывая толстую газовую трубу, рос виноград.

— Какая квартира? — я сорвал виноградину, в рот закинул и скривился — кислючая.

— Семнадцатая.

— Пойдемте.

Поднялись на второй этаж, где нас встретил длинный коридор с множеством дверей. Подошли к двери с номером «17».

— Он мне еще двери, собака такая, не открывает. Я когда со слесарем приходила, так еще полчаса у дверей терлись. Надо ему замки вырезать и новые поставить…

И с этими она словами поднесла к дверному полотну руку и затарабанила.

— Макс, а ну открывай, козел!

Я ситуацию взвесил, смекнул, что алкаш, если он такой осторожный, как хозяйка говорит, прежде чем открыть двери, в глазок пропалит, кто пришел. Поэтому — раз, и шагнул с зоны видимости. Чтобы, меня увидев, Максимка менжеваться не принялся.

— Щас, он, наверное, пьяный на диване валяется, — прокомментировала хозяйка, нетерпеливо переминаясь с ноги на ногу.

Стучать, однако, пока перестала, и за дверью послышалось кряхтение, стоны, какой-то грохот и мат-перемат. Потом я расслышал шарканье тапочек у самой двери и хриплый прокуренный голос.

— Че надо, корова?

Глазок, кстати, потемнел, это в него Максимка пялился. Хозяйка выпучила глаза, на меня покосилась — мол, видишь, какой козел и грубиян! Я пощелкал пальцем по горлу, подсказывая Елене, что говорить.

Та кивнула.

— За самогонкой пришла, — выдала она «легенду».

— С х*ра ли баня завалилась? — хрипло выкрикнул жилец. — Ты ж мне, овца, сама сказала, что у меня самогон гавно!

Вообще забавно они любезностями обменивались друг с дружкой, по всем животным из колхозного хозяйства прошли — и козлы, и овцы, и прочий крупный рогатый скот в одном флаконе.

— Распробовала, Максим, — стиснув зубы, ответила Лена. — Открывай давай, у меня покупатель на твою отраву нашелся.

— Я для тебя — Максим Анатольевич, — прошипел алкаш из-за двери, но ключ в замке повернул, дверь открывая.

Я думал Макса за шиворот взять, как высунется, но он, по ходу, прошаренный жук оказался. На двери цепочка была. Открыл сантиметров на двадцать, рожу засунул в щель. И сразу меня заметил, глаза выпучил.

— Слышь, корова, ты кого сюда привела! — прохрипел он. — Я тебе сказал, что съезжать никуда не буду!

— Я тебе, зараза такая, дам за корову, замки вырежу! — заверещала Лена, перестав сдерживаться, и попыталась алкаша лупить платком, которым только что лоб вытирала.

Алкаш подтвердил слова Ленки о том, что он не прочь на бабу с кулаками лезть, и сунул кулаком в щель, целя хозяйке в глаз. Промазал, слава богу, но своего добился — Ленка отшатнулась, давая нерадивому жильцу возможность захлопнуть дверь. А вот это уже нехорошо, на женщин руки распускать, это ай-ай-ай. Я среагировал и сунул туфлю в дверь, не давая Максу закрыться. Тот раз попытался, второй, но дверь всё колотилась мне в ботинок. На третий раз я схватил его одной рукой за грудки и на себя потянул. Когда его голова оказалась в щели двери, резко убрал ногу, а дверь за ручку притянул, фиксируя голову алкаша между дверным полотном и косяком.

— Отпусти, — заверещал он.

— Дверь открой, тебе ведь сказано.

— На х*р иди… ой… ой, открываю, не дави так!

Для того, чтобы цепочку сдернуть, я должен был алкаша Максимку отпустить. Что я и сделал, предупредив его, чтобы он не шутил, потому что я не всякий юмор люблю.

— Отвечаю, того рот — открою! — заверил тот.

Ну раз отвечает, поверим, все равно особенно и нет других вариантов. Однако Максимка за базар отвечать не собирался, как только я его отпустил, он дверь захлопнул и вместо того, чтобы защелку скинуть, заперся.

— Вали отсюда, ху*путало! — завизжал оттуда поросенком недорезанным.

— Куда! — бросилась было хозяйка.

Я дверь попытался дернуть, чего там ее ломать, тонкая, но Лена мне по рукам ладошкой ударила.

— Не надо! Где я потом новую возьму!

Не вопрос, логично. Я прикинул, как по-другому в хату попасть, чтобы без порчи имущества, пока Максим благим матом заходился за дверьми. И вспомнил, что с улицы, с той стороны, куда у гостинки выходили окна, виноград дикий аж до третьего этажа растет, а под ним труба газовая тянется. Ровнехонько так под окном этой квартиры. Я додумывал план уже на ходу, бросив Ленке, чтобы она здесь стояла, а то она уже следом бросилась — куда это я собрался, интересовалась.

Я же из подъезда выскочил, виноград и трубу глазом смерил, ну и полез на второй этаж, благо лето — окна нараспашку открыты. Надо было видеть рожу алкаша, который, не переставая материться, в одних трусах, сигарету подкуривал, сидя на диване, когда я в окно влетел.

— Опаньки, — изумленно сказал он, а сигарета безучастно повисла на нижней губе.

Так и замер статуей мыслителя. Майка на босу грудь, морда, как и полагается, наглая, щетинистая и неполнозубая. Я приметил еще два тела — один на ковре лежит, отдыхает. Другой у кресла, рядом с шкафом-стенкой валяется.

— Иди отсюда, по-хорошему не понял⁈ — пришел в себя Макс, слюни в стороны брызжут, глава навыкат.

Рука — раз, и к ножу потянулась, там у него на столе, на газетке перекус разложен был — огурчики, помидорчики из засолки.

— Мужики, наших бьют! — заорал Максимка.

Это у них, по ходу, клич такой был. Тела, что только что валялись бездыханными, глаза открыли, как на автопилоте начали подниматься, что-то мыча. Один бутылку в руку взял, другой граненый стакан. И вот эта вот троица на меня двинулась, пояснять, что я не прав.

— Че, козел, а, — Макс нож из руки в руку перекинул и пырнул в воздух. — Опа! Че ссышь?

Я попятился, оглядываясь, уперся в стул со спинкой и им отмахнулся. Чем алкашню только на ответные действия спровоцировал. Они бросились на меня одновременно, втроем, кто чем замахиваясь. От удара бутылки я уклонился, проваливая алкоту, но ударить не успел, второй герой меня стаканом огреть решил — пришлось из рук его выбивать. Я ударил по запястью мужика кончиком ботинка, заставляя разжать руку. Стакан на пол было упал, но я его в воздухе умудрился перехватить и с разворота обрушил удар в висок Максу, исполнив подобие бэкфиста. Макса повело, и тот, теряя равновесие, к окну пошел, словно пританцовывая. Я как будто бы случайно ногу бедолаге подсек, и еще более случайно схватил за шкирку, координируя «полет». Так бы Максимка в стенку головой врезался, а с корректировкой — вылетел в окно.

Приземлился с хлопком и воплем:

— Моя нога…

Живой значит, ну, в принципе, со второго этажа не высоко падать. Я выглянул и обнаружил проблемного жильца в клумбе среди бычков, он за ногу держался и выл. Другие юные таланты снова на меня поперли. Я взял за шкирку того, у кого стакан из руки выпал, и поволок по полу, к второму, который к новой атаке готовился. Второго тоже за шкирку взял и, как два одиночества, позволил им встретиться — головами.

Тук… алкаши как подкошенные на пол завалились. А я, отряхнув руки, пошел дверь Лене открывать.

— Заходи, хозяюшка.

Лена в квартиру залетела с сжатыми кулаками, наизготовку.

— Где эта